Обратная связь
Сделать стартовой
Добавить в избранное
  • В Израиле
  • СМИ Израиля
  • Ближний Восток
  • В СНГ
  • В мире
  • Экономика
  • Закон и право
  • Интернет
  • Спорт
  • Культура
  • Разное


  • ТВ онлайн
      Израиль плюс
      10-й канал Израиль
      Музыка на RTVi
      ВЕСТИ
      РТР-планета
    Радио онлайн
      Израиль Радио Рэка
      Израиль Галь Галац
      Израиль 1 радио
      Израиль Решет Бет
      Израиль 103 FM
      Израиль 103 FM
      Россия Европа +
      Россия Эхо Москвы
      Россия Маяк
    WEB камеры онлайн
      Тель Авив :: Квиш #1
      Тель Авив :: Цомет Хулон
      Тель Авив :: Кибуц Галуёт
      Тель Авив :: Лагардия
      Тель Авив :: Мороша
      Тель Авив :: Аяцира
      Тель Авив :: Гея север
      Тель Авив :: Гея юг


    Архив новостей за
    2023 2024

    Архив новостей (Март 2024)
    вспнвтсрчтптсб
    1 2
    3 4 5 6 7 8 9
    10 11 12 13 14 15 16
    17 18 19 20 21 22 23
    24 25 26 27 28 29 30

    Архив новостей (Февраль 2024)
    вспнвтсрчтптсб
    1 2 3
    4 5 6 7 8 9 10
    11 12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21 22 23 24
    25 26 27 28 29

    Эксклюзивная публикация
    "Курьер" получил исключительное право публикации на своем сайте романа Марка Туркова "Кратно четырем".
    Марк Турков, отказавшись от денежного вознаграждения за данную публикацию, посвящает ее людям, которые живут в Израиле и за его пределами, тем людям, чьи надежды оказались обманутыми, идеалы растоптанными, а мечты несбывшимися. Автор желает всем стойкости, любви и мудрости.

    Newman Center

    [ Скрыть ]
    ВЫСОКО ОПЛАЧИВАЕМЫЕ ПРОФЕССИИ!
    Получить предложения по профессиональной подготовке ведущих учебных центров Израиля

    Кратно четырем (продолжение)

    19

    ...Полковник ловко выпрыгивает из бассейна, оставляя разомлевшую Лиз в бурлящем котле джакузи...

    Сквозь легкую пелерину ресниц она видит, как он подошел к бару, наливает и мгновенно выпивает рюмку коньяка.

    Блестки водяных капель скатываются по атлетическому тор-су и бесследно исчезают. Она любуется стройными линиями его ног, рельефные мышцы которых переливаются в небольшие, но упругие ягодицы, восхищается четким треугольником плеч. Этот мужчина слишком хорош, чтобы созерцать его тело равнодушно: прикрыв веки, Лиз опускается чуть глубже, как раз к тому месту, где из хромированного ободка вырывается, ввинчиваясь в толщу воды, поток воздуха. Лиз слегка раздвигает ноги, позволяя упру-гим пузырькам ласкать себя, проникать внутрь, помогая им легкими прикосновениями пальцев…

    Всего несколько мгновений назад он вознес ее к вершине на-слаждения, но чудо близости с ним заключалось как раз в том, что чем больше она наслаждалась им, тем скорее она желала по-вторения…

    Изголодавшись друг по другу во время скучных заседаний конференции, они обменялись красноречивыми взглядами, не в силах дождаться интима гостиничных апартаментов.

    В боковой стенке бассейна на уровни груди Лиз обнаружи-вает еще один хромированный ободок, из которого вырывается воздушный поток. Она приближает к быстрому течению свой ро-зовый сосок и, ощутив необычность такого прикосновения, бла-женно вздыхает. Это оказывается неожиданно приятным, но, без-условно, несравнимым с поцелуями и покусываниями его губ...

    Лайзу просто взбесила настойчивость израильской жур-налистки, кажется, с пятого канала телевидения, которая вмес-то того, чтобы быстренько взять интервью у посланника коро-ля и уйти, вдруг уселась с ним в холле конференц-зала пить ко-фе. Своими выпуклыми (как у лягушки) глазами она уставилась на губы полковника. А этот... Тоже расплылся в счастливой улыбке!

    Наблюдая за воркующей парочкой из другого угла зала, Лиз придумывала различные способы того, как отвлечь внимание полковника от распахнутого пиджачка этой прилипалы: под ним не было белья, только пара висящих, как сушеные сливы, грудей.

    Лиз слишком уверенна в своей красоте, в притягательнос-ти своего тела, чтобы беспокоиться из-за какой-то полувысу-шенной журналисточки! Но она также хорошо знала восточ-ные нравы, и не желала рисковать единоличным владением.

    Тот факт, что еще какая-нибудь женщина смеет смотреть в глаза и на губы этого мужчины, может позволить себе и нечто большее - пусть даже в мечтах - привел Лайзу в бешенство.

    Незаметно для окружающих, вставив шпильку в элект-рическую розетку, Лиз вскрикнула от вспыхнувшей искры ко-роткого замыкания и в наступившей на мгновение темноте, увлекла полковника к поджидавшему их лимузину.

    Сейчас она блаженно улыбается этим воспоминаниям. Вос-поминаниям о своей смешной ревности. Она чуть раскрывает гла-за, чтобы поймать на себе воспламеняющий взгляд полковника.

    Он одевается. Его взгляд безразлично скользит по телу Лиз, словно сквозь мыльную пену. Это ледяное безразличие, если не сказать отвращение, которым он исполнен, поднимает в душе Лиз настоящую бурю. Она вновь вспоминает журналисточку и то, что при входе в отель администратор протянул полковнику конверт.

    Она видела, как во время чтения коротенькой записки лицо ее любовника озарилось каким-то другим, внутренним светом. Он проронил тогда лишь: “Это служебное”.

    Лиз не нашла записку среди вещей полковника, пока он был в душевой.

    Этот безразличный, холодный взгляд разом лишает ее удо-вольствия от игры с воздушными пузырьками, от прикосновений к свой шелковистой коже.

    Как только за ним закрывается дверь, она стремительно вы-бирается из бассейна и, оставляя смешные мокрые пятна на ков-ре, прижимается к двери.

    “Если мадам спросит обо мне - пусть позвонит в машину! — слышит она голос полковника. — Я хочу проветриться один!”

    Интонация, с которой было сказано это слово –”один”, под-брасывает огня в бурю ревности, превращает госпожу Коэн-Мо-шавник, еще только мгновение назад, разомлевшую от эроти-ческих наслаждений красавицу, в огнедышащий вулкан, готового к немедленному извержению.

    Лиз звонит в ресторан и заказывает еще шампанского. Она вновь опускается в теплую негу бассейна, страстно желая, чтобы шампанское принес официант

    “Пусть даже самый уродливый из всего персонала этой гос-тиницы!” — закрывает она глаза.

    В дверь стучат, и, выкрикнув “войдите”, Лиз приготавливает-ся к нападению.

    Но за сверкающим ведерком, в котором среди кубиков льда покоится бутылка с золотой головкой, виднеется тощая фигура официантки. Ее бесцветные глаза не выражают ничего, кроме надежды на чаевые.

    Вложив свое разочарование в короткое “Мерси”, Лиз с нетер-пением дожидается, чтобы женщина ушла. Затем, покинув ванну, укутывается в бесконечное полотенце. Тщательно протерев свои роскошные волосы, она укладывает их в нечто наподобие чалмы - уж слишком она любит свои волосы, чтобы выжигать их феном!

    Выйдя из ванной комнаты, она на секундочку задерживается у бара и, опрокинув рюмку коньяка, проходит в спальню.

    Раскрыв многочисленные ящички и тайнички своего завет-ного несессера, в котором таятся чудеса косметики, она достает несколько баночек, тюбиков, каких-то коробочек лишенных эти-кеток и надписей. Она не пользуется продукцией косметических фирм, предпочитая массовому производству старинные рецепты благовоний, унаследованных ею от бабушки, а той - от своей ба-бушки, чей род велся от Суламифи.

    Стремясь укротить клокочущий вулкан, женщина, сбросив по-лотенце, забирается в кровать, вставляет в уши миниатюрные золо-тые наушники и нажимает клавишу магнитофона. Расслабляющие звуки накатываются на нее томными волнами, не заглушая возму-щение ревности, а переплавляя ее в неукротимость желания…

    Не найдя успокоения в постели, Лиз выбирается из нее и, подняв температуру кондиционированного воздуха, принимается втирать в свое тело драгоценные масла и кремы. Она любуется собой в огромном овальном зеркале спальни и это еще больше распаляет ее воображение. Вдруг, рассмеявшись чему-то, она вскакивает, сбрасывает наушники и ныряет в бескрайние прос-торы платяного шкафа. Сопровождаемые смехом и какими-то восклицаниями, из шкафа вылетают всевозможные предметы бе-лья, платья, газовые накидки, туфли и, наконец, появляется Лиз. С видом заговорщика, готовящего дворцовый переворот, она разворачивает, раскладывает и затем одевает кружевные труси-ки бикини-супер, состоящие из двух замысловатых полосок и та-кой же, ничего не скрывающий, а скорее - аппетитно преподнося-щий, лифчик. Покрасовавшись немного перед зеркалом, женщи-на набрасывает на себя шелковый халат с хищным драконом на спине и, подняв телефонную трубку, вызывает командира тело-хранителей.

    Позволив вошедшему офицеру найти себя в спальне, у зер-кала и с бокалом в руке, Лиз молча поднимается. Она распахи-вает халат, демонстрируя бикини. Подходит к нему, вынимает из его уха наушник, пробегает длинными пальцами по проводу, иду-щему к портативной рации, отсоединяет и отбрасывает его. При-ложив благоухающий палец к губам удивленного атлета, призы-вает его к молчанию, а затем расстегивает и снимает с него сво-бодный пиджак, под которым в хитросплетении кожаных ремней приготовлен короткоствольный автомат, несколько пистолетов и гранат. Расстегивая бесчисленные пряжки и кнопки этой сбруи, она раскладывает коллекцию оружия среди своих принадлежнос-тей, все еще не позволяя остолбеневшему мужчине проронить хоть слово. Судя по краске, нахлынувшей на его лицо, он зажи-гается, но слишком медленно - линии брюк все еще не возмуще-ны какими-либо деформациями. Тогда, сбросив чалму и рассы-пав богатство своих волос по обнаженным плечам, она опускает-ся перед ним на колени, расстегивает брюки, ремень, сбрасывает одежду на пол и, ласково собрав в ладони его трепещущую плоть, погружает ее в теплую влагу своего рта. Офицер вскрики-вает от восхищения и, обхватив голову Лиз, приближает ее еще больше к себе.

    Своим вздрагивающим язычком она заставляет атлета мгно-венно кончить.

    Лиз подставляет лицо под драгоценную влагу. Вот в какой “косметике” черпали красавицы всех веков свою неувядающую красоту!

    Лиз распростерлась на ковре, кончиками пальцев разнося целебную “мазь” по своему лицу.

    Справившись со своим дыханием, солдафон падает около нее. Он пытается ласкать Лиз.

    Возможно, ему и удается (иногда) расшевелить какую-ни-будь инфантильную домохозяйку или (в спортивном зале) какую-нибудь офицершу, но Лиз его попытки не трогают: дикая рев-ность, переплетаясь с неудовлетворенным желанием, возбужда-ет ее сильнее всяких ласк.

    Она сбрасывает с себя халат и усаживается на него верхом. Даже в этот момент он остается слугой, телохранителем, а не властителем ее роскошного тела.

    Азартная скачка длится довольно долго. Смяв ее грудь, при-чиняя Лиз не столько радость, сколько боль, мужлан кончает, вы-

    гнувшись колесом и чуть не сбросив наездницу на пол.

    Не позволяя ему остынуть, задыхаясь и не получив удовле-творения, Лиз заставляет его подняться, а сама, предоставив в его власть свои пышные ягодицы, опускается на колени, грудью прижавшись к простыне.

    Он остервенело кидается на нее, грубо входит и высекает из нее дикие крики. Он долго не может кончить на этот раз, но с каждым ударом Лиз приближается к вершине... Распаленная, ме-чущаяся в жестких руках, она раскрывает глаза и сквозь марево оргазма замечает стоящий рядом телефон. Шальная мысль по-сещает ее. Лиз приподнимается на локтях и, сдерживая стоны, набирает номер телефона.

    Солдат останавливается, но Лиз не дает ему выйти, глубже впускает его.

    — Алло... Это.... Это ты, дорогой? — сдерживаемое дыхание сексуальной игры придет ее голосу особую бархатистость, насыщенность красками. — Где ты?

    — О, дорогая! Ты не спишь?

    — О…Я не могу без тебя... Ах...Уснуть... Ты вышел так тихо...

    — Да. У меня деловая встреча...

    — О, это великолепно...Это восхитительно... — опустив теле-фонную трубку на уровень бедер, Лиз дает возможность пол-ковнику услышать, как скользит волшебный поршень.

    — Алло, Лиз! Плохо слышно! Опять какие-то помехи! Какие-то шорохи...

    — Деловая встреча? В два часа ночи? О... как хорошо…

    — Не волнуйся, дорогая, я скоро приеду, уже лечу к тебе…

    — О, как хорошо! — вскрикивает Лиз в судорогах оргазма и далеко-далеко отбрасывает телефон.

    Войдя, как обычно, без приглашения, Каримов прогнал се-кретаршу и, не извинившись перед Харвеем, положил на кровать, прямо перед глазами Харвея, голубую пластиковую папку ту-ристической компании.

    — Что это? — не поверив своим глазам, спросил Харвей.

    — Все необходимое для перелета Нью-Йорк.

    — Когда?

    — Вылет из Москвы, из “Шереметьево”, в шесть утра, чет-вертого октября. Для подготовки мало времени.

    — Подготовки?

    — На территории бывшего Советского Союза идет межнаци-ональная война. Экономические и прочие связи между респуб-ликами нарушены. Со дня на день ждут прекращения полетов из Ташкентского аэропорта. Прорваться в этой грызне будет не просто... А в Москву необходимо прибыть раньше: надежный че-ловек изменит твою внешность и позаботится о гардеробе.

    Слушая математически сухие аргументы генерала, Харвей с восторгом рассматривает содержимое папки: паспорт гражда-нина США, испещренный многочисленными штемпелями и на-клейками виз, страховой полис, красный с белыми линиями би-лет авиакомпании Транс Ворлд Эрлайнс - все на имя Гарри Си-бенса, бизнесмена из Нью-Йорка. Харвей тепло улыбнулся сто долларовой купюре, прикрепленной внутри паспорта.

    — Как видишь, зарезервированы два рейса: если не успеем на прямой — остается транзитный через Голландию.

    — А хоть через Северный Полюс, только скорее домой! — воскликнул обрадованный американец, и Каримов с удоволь-ствием отметил в нем проснувшийся азарт.

    — Что я должен делать? - воскликнул Харвей.

    — Ничего. Сегодня ночью уходим. Отдыхай, “Гар-ри”! — от-чеканил Каримов и вышел.

    Все пережитое разом обрушилось на Харвея, мешая со-средоточиться, не позволяя уснуть. Внутри него нарастали уда-ры, звучали в нем радостными колоколами, празднуя скорое воз-вращение.

    Понимая, что в одиночку не справится с долгожданным собы-тием, Харвей позвонил секретарше и попросил ее вновь прийти.

    Когда в середине ночи Каримов вошел в его квартиру, то опять застал старшего лейтенанта в объятиях американца.

    “Однако, парень разошелся! Да и девка - молодец, как его

    скрутила!” — подумал генерал, одетый в штатское, и выписал старшему лейтенанту ордер на получение двойного пайка: в свя-зи с перестройкой и распадом СССР секретный город “Арзамас-44” выпал из схемы особых поставок, и теперь его жители были вынуждены экономить каждую крошку хлеба.

    Серая с черными номерами “Волга” беспрепятственно вы-везла их через несколько КПП.

    Был полдень, когда они оказались в пригороде Ташкента.

    Не разговаривая во время дороги, они так же молча подня-лись по лестницам какого-то общежития и, указав на соседнюю дверь, Каримов бросил:

    — Спать. Я разбужу, — и скрылся за дверью.

    Не приняв душ и не раздеваясь, Харвей повалился на несве-жие простыни и уснул.

    Снился Харвею госпиталь, но не его суперсовременный ме-дицинский центр, а маленькая больница для бедных.

    Здесь, в тесной комнатенке, вместе с другими больными и их родственниками, лежит Ольга.

    Он останавливается в нескольких шагах от ее койки. Роза не замечает Харвея, склоняется над Ольгой, прикладывает влажный тампон к ее разгоряченному лбу.

    Судя по ее, изуродованному беременностью животу - Оль-ге скоро рожать.

    — Ольга! — зовет Харвей. Но она не слышит, глаза ее закрыты во сне или в каком-то забытьи.

    Входят Осип и Ник. Один - с пакетом еды. Другой - с буке-тиком полевых цветов. Роза обращается к ним:

    “Она в пустыне. Знойный полдень испепеляет грудь ее, но бесконечный путь не пройден: струится вечность сквозь нее... Она идет... Немилосердно сжигает Рок черты ее, уже ис-тлевшие надежды не наполняют дух ее...

    Она - идет. И видит - море. И припадает чуть дыша... Не утоляет смертной жажды красивый облик миража... Она идет! Ночь не ласкает ее сожженные ступни... Но час рассвета на-ступает, а путь - далек... И нет черты...”

    Вырываясь из топких щупалец зыбучего песка, обессилев-ший Харвей бредет к Ольге, чей полупрозрачный силуэт вид-неется в пурпурном мареве.

    Он вдруг осознает, что идет к ней очень давно - всю эту жизнь, что трепещущий мираж - есть его дом. А женщина в ок-не, с тоской глядящая на одинокое дерево, на полузанесенную песком дорогу - это его Ольга. Она далеко... Но он снова переживает на себе ее прощальный взгляд…

    Уходя, он остановился возле дерева, сорвал недозрелое яб-локо... крикнул: “Я вернусь, Ольга!” и, все-таки, ушел... Должен был уйти...

    “Только раз бывает в жизни встреча, только раз судьбою рвется нить...” — прошептал он слова их любимого романса.

    Где-то в больнице порыв ветра грохнул дверью. Ресницы Ольги вздрогнули, она вздохнула и заговорила, не открывая рта и не просыпаясь:

    “Отзвук песни отдаленной мне напел вдруг о тебе: мы идем с тобой как прежде - и рука лежит в руке.

    Для чего нам быть в разлуке, когда чувства так сильны? Кто терзает наши души, оставляя только сны...

    Неразлучные минуты истекают чередой... Нет страшней душевной муки, просыпаться не с тобой... В то, что предал ты - не верю! Я - твоя и ты - весь мой! Просто ты блуждаешь где-то, но я знаю - не с другой!”

    Выспавшись до рассвета следующего дня, они завтракают в номере Каримова, обсуждая детали предстоящей работы…

    По озабоченному виду бухарца Харвей понял, что мысли его заняты другим.

    — Что-то случилось? — спросил он.

    — Моих людей нет на явочных квартирах. Отменены полеты из аэропорта города Ташкент. Рассчитывать на военных лет-чиков я тоже не могу - идет война с таджиками и киргизами. Гру-зия и Осетия тоже воюют, а лететь как минимум - шесть часов… А дозаправка? Но если кто-то из летчиков и поднял бы свою ма-шину, чтобы перевезти нас - собьют, гады... Поэтому… Поэтому нам остается, смешавшись с толпой беженцев, ехать поездом… И мы можем не успеть к заказанным авиарейсам!

    — Полетим следующим, если что...

    — Если моих людей нет в Шереметьево - никуда мы не по-летим! Не хватит денег на доплату за перенос рейса. Мои фон-ды законсервированы в Нью-Йорке, и только там я могу ими рас-поряжаться.

    — Когда едем? — Харвей впервые видит генерало-врача та-ким озабоченным, погруженным в себя, с блуждающим расте-рянным взглядом потемневших глаз.

    — Когда едем? — повторил он, чувствуя, что Каримов что-то не договаривает.

    — Немедленно!

    Каримов остановил машину перед запрещающим сигналом светофора, на одном из оживленных перекрестков в районе Алайского базара.

    Безучастно рассматривая толпу, Харвей думает о возвра-щении, о том, что прежде всего необходимо найти и перевезти в Штаты Ольгу. Он не обратил внимания на старика, отделивше-гося от толпы и сделавшего шаг в сторону их машины.

    Подойдя вплотную к двери автомобиля, старик неторопливо достал из кармана пистолет.

    Крик бухарца прозвучал одновременно с глухими ударами выстрелов. Скорее инстинктивно, чем, повинуясь этому жуткому крику, Харвей кинулся в пространство между сидениями.

    Старик стрелял, пока из залитого кровью туловища, при-стегнутого ремнем безопасности, вместо шеи и головы остался торчать острый обломок позвоночника.

    Затем также неторопливо старик бросил пистолет внутрь “Волги” и расстворился в толпе.

    Все произошло так быстро, что водители соседних автомо-билей спохватились только тогда, когда серая “Волга” не двину-лась на зеленый сигнал светофора. Дико взвыли клаксоны, тре-буя уступить дорогу - это спасло Харвея, выхватило его из оцепе-нения страха: он выскочил из машины и побежал сквозь застыв-шую в мгновенном шоке толпу. На ходу он сорвал вымазанную в крови и мозговом веществе одежду, вскоре оказавшись в трусах, туфлях и с голубой папкой, которую прижимал локтем к груди. Он забежал в какой-то в разрушенный дом и притаился.

    Здесь ему были слышны свистки полицейских, вой сирен, причитания женщин. Судя по всему, погони за ним не было.

    Подобрав недопитую кем-то бутылку воды, он с отвращени-ем сделал несколько глотков, а затем, пролив немного в ладонь, смыл чужую кровь со своего лица. Бешено колотящееся сердце было готово выскочить из горла.

    “Уехать в Москву надо сегодня же! — думает он, оглядываясь по сторонам. — В голубой папке есть все необходимое, чтобы добраться домой… Но в таком виде выйти, пусть даже на азиат-ский базар, со сто долларовой купюрой, чтобы купить какую-ни-будь одежду, - равносильно самоубийству!”

    Через пролом в стене его взгляд выхватил из базарной тол-пы нищего попрошайку. Спустя несколько секунд Харвей уже зна-ет, как поступить. Разжившись на попрошайничестве кое-какой мелочишкой, американец отправился по торговым рядам - как был в трусах и довольно скоро приоделся.

    Занюханный, потерявший подкладку пиджачишко, такие же занюханные, с дырами вместо карманов штаны сделали хирурга неотличимым в базарной толпе. Прячась в ней, он решил, что не откроет рта, чтоб не выдать своего английского языка. Общаясь с торговками, он дико таращит глаза и мычит. Это вызывает со-

    чувствие у бывших советских гражданок - парень глухонемой, видать пострадал на войне…

    Таким образом, он не только разжился одежонкой буквально спустя полчаса после убийства Каримова, но также расширил свой бюджет до трех окурков сигарет и ломтя сухого хлеба.

    Переходя от перрона к перрону, толкаясь среди людей, обве-шанных тюками, мешками, баулами, он подвывая: “Маскоу-а? Москоу-а?” нашел длиннющий железнодорожный состав, готовый вот-вот тронуться в путь.

    Люди в форме, видимо служащие железнодорожной компа-нии, пытались оборвать гроздья желающих, облепивших поручни допотопных вагонов.

    Истерический, надрывный вопль тепловоза перекрыл их крики:

    “А ну, сходи, шушера! А ну, свали, которые тут без билета! У тебя есть билет? Утебяестъбилетутебяестьбилет?”… Сирена заткнулась так же резко как началась и, чихнув пневматикой, сос-тав дернулся.

    На мгновение растерявшись, Харвей не знал, что предпри-нять: купить билет было немыслимо. Упустить этот поезд - озна-чало остаться здесь надолго, опоздать на самолет…

    Вдруг где-то рядом с ним двое зашептались... на английском языке! Это был плохой, по всей видимости, школьный англий-ский, с резким русским акцентом. Стараясь сохранить свой раз-говор в тайне от окружающих, эти двое тихо переговаривались на ломаном английском:

    — Рахит, к следующему поезду принеси еще мыло и водку, — пыхтит молодой “бизнесмен”, рассовывая что-то по огромным сумкам.

    — ОуКей, Миша. Будет! Зачем ты товар из коробок в сумки перекладываешь, не удобно так тащить?

    — Неудобно… Неудобно, — бурчал Миша. — Зато надежно. С коробками вокзальные рэкетиры потрясут, понял?! Да и среди проводников хватает уголовников!

    — А как же ты внесешь все это в вагон? Смотри что творится!

    — Бутылку - проводнику, и за бутылку любой, даже этот до-ходяга, видишь, рядом тасуется, занесет в вагон.

    Рассмеявшись, он крикнул Харвею по-русски:

    — Эй! Товарищ! Выпить хочешь?

    Харвей замычал, замотал головой и подскочил к благодетелю.

    — Отнеси-ка эти сумки в вагон номер пять, товарищ! —

    “бизнесмен” на всякий случай растопырил пальцы, показывая “пять” и еще громче завопил в самое ухо Харвея, чтоб дошло до глухонемого:

    — Скажи проводнику, мол, Мишаня едет! МИ-ША-НЯ! По-нял?!

    — МИ-ША-НЬЯ! — заголосил Харвей и, подхватив тяжелен-ные сумки, засеменил к вагону номер пять.

    Отчеканив: “Свободен!”, Лиз отталкивает еще разгоря-ченное половым актом мужское тело. Не подавая признаков жиз-ни, тело потно скользит с ее бедер на ковер

    — Я сказала: “свободен!” — она ставит ногу на лицо слуги, пальцем стопы оттягивает веко. — Умирать будешь на боевом посту! — и, переступив через него, проходит в душ.

    Вулкан ревности излился лавой вожделения, и теперь жест-кие водяные струи сбивают следы этой лавы. Подставляя под струю то одну, то другую часть тела, однако так, чтобы не за-мочить волос, Лиз обретает спокойствие...

    Каким бы ни был полковник - она не должна принимать его слишком близко к сердцу: мелкая рыбка в мутной воде тайной войны.

    Арканзасский саксофонист, неожиданно для всех превра-тившийся из малька в кита - вот мишень, достойная ее та-ланта! Вот ради чего стоит забыть проделки полковника.

    — Я еду на Монмартр, приготовьте машину! — распоряди-лась она.

    Лиз провела свои юношеские годы в Париже, который стал для нее своим. Она знает здесь каждый уголок, любит загля-дывать в маленькие бистро, часами бродить по Монмартру. То ли годы берут свое: она взрослела, а Париж старел, то ли востор-женность юности уступила прагматичности зрелости, но облик современного Парижа все более отличался от того города, кото-рый оставался в ее воспоминаниях.

    Из окна своего лимузина она видит бурлящую жизнь Мон-мартра, который уже похож на один из кварталов Бродвея! Из храма служения музам Монмартр превратился в обыкновенное коммерческое шоу для туристов.

    Она остановливает машину возле кабаре “Черный кот”. Сверкающие огнями афиши зазывают на какую-то американскую труппу. Времена Аристида Брюна, любимцев парижской богемы

    Эдит Пиаф или Жоржа Брасенса, по-видимому, прошли безвоз-вратно.

    Ее внимание привлекает толпа в центре. Немолодой, уста-лый человек в канотье и с микрофоном в руках, изображает под фонограмму песни Бэко, Азнавура, Монтана. Рядом с ним - жен-щина с маленьким серым пуделем. Она держит в руках ночной горшок, куда слушатели бросают деньги. Лиз приоткрывает окно машины, и звон падающих в горшок монет наполняет ее сердце тоской по беспечной, веселой юности.

    — А что, луковый суп здесь по-прежнему самый вкусный? — спросила она водителя.

    — Да, мадам.

    — Тогда поедем в “Де Маго”! Или нет -- лучше в “Ла Куполь”. Но прежде мне хотелось бы прогуляться возле Сакре-Кер… А уже после - в “Ла Куполь”!

    Набрав максимально возможную скорость, Харвей на пол-ном ходу вклинился в орущую, пеструю толпу, облепившую вагон номер пять. Тяжелые сумки придали ему инерцию и разруши-тельную силу, благодаря которым он прорвался сквозь ряды осаждающих. Дико вопя: “МИ-ША-НЯ! МИ-ША-НЯ!” он опрокинул проводника в черном и, смешавшись с большой цыганской семь-ей, ворвался в вагон.

    Завидев чужака, притершегося к семейству, старый цыган стал орать на него, пинать и выталкивать обратно из вагона.

    Харвей мычал что-то вроде: “Москоу-а! Мы-ша-ня!”, и неиз-вестно, чем бы закончилась эта дискуссия, если б молодая цы-ганка не окунулась в озера его зеленых, исполненных мольбой глаз. Она встала между спорящими мужчинами и, найдя какие-то аргументы, сумела заставить старика успокоиться и позволить нищему бедолаге ехать около них. Продолжая ворчать и перио-дически ругаясь, цыган отобрал у Харвея сумки и пальцем указал ему на место под деревянным лежаком. В это время состав дернулся, оторвался от платформы и, роняя грозди неудачников, осыпающихся со ступенек вагонов, очень быстро оставил вокзал.

    Забравшись в пыль, под лежак и, счастливо улыбаясь, Хар-вей старался привести свое возбужденное дыхание в унисон со стуком вагонных колес. Тем временем цыганская семья, заняв-шая полвагона, забивала свои четырехместные “кибитки” огром-ными узлами, коробками, сумками. Услышав грозное цыканье

    мамаши, цыганята послушно вытерли носы о занавески много-разового пользования. Появился проводник, на ходу пересчи-тывая деньги, бутылки водки и куски колбасы, полученные от без-билетных пассажиров.

    Надышавшись пылью, Харвей несколько раз чихнул, чем вы-звал недовольство ожиревших тараканов, которые, тарабаня уса-ми, угрожающе придвинулись к нему.

    Захрипело радио. Из слов веселой песни Харвей смог по-нять: “Восток - дело тонкое, Петрухааа!” Немытый, видимо, с рож-дения вагон с потрескавшимися стеклами и сломанными дверь-ми бросало и швыряло из стороны в сторону, как хрупкую лодочку в девятибальный шторм.

    Некоторое представление о штормах на море Харвей уже имел, но ездить по железной дороге, тем более — СОВЕТСКОЙ, — ему не приходилось.

    Он принимал на себя бесконечные удары, размышляя о том, почему круглые колеса, катясь по совершенно гладким рельсам, стучат и подскакивают, совсем, как колеса неподрессоренного автомобиля по каменным глыбам. Впрочем, долго предаваться этим размышлениям ему не пришлось, поскольку, разместив-шись и несколько попривыкнув к поездке, спонсор его путешес-твия - цыганская семья, позволила ему, наконец, вынырнуть из укрытия.

    Дух захватывает у Лиз от широты и простора: со ступенек базилики Сакре-Кер, стоящей на самой вершине холма, перед ней раскинулась панорама Парижа. Она лежит перед Лиз в том-ной истоме, совсем как несколько минут назад у ее ног лежал молодой, сильный мужчина.

    Лиз созерцает старые крыши, привольно раскинувшиеся бульвары, разлетающиеся лучами звезд от уютных площадей; искрящиеся фонтаны Трокадеро. На миг голова у нее идет кругом - ей кажется, что она взлетает и парит с этого холма туда, к Три-умфальной Арке и с высоты своего полета даже различает суету и праздничный блеск Елисейских Полей…

    Она покачнулась, но сильная рука подхватывает ее:

    — Тебе плохо? — в глазах полковника пляшут огоньки не-поддельного беспокойства.

    — Мне… Хорошо... Очень…

    — Прости, Лиз. Я не предупредил тебя. Но это была важная деловая встреча!

    — Не беспокойся, дорогой, я понимаю, — она иронично взглянула на него и протянула надушенный платок. — Помада… Очаровательна! Но вот рубашку тебе придется сменить!

    — Воспользовавшись его секундным замешательством, Лай-за направляется к машине.

    — Ты в отель? — спохватывается полковник.

    — Нет. В “Ла Куполь”, поесть лукового супа. Можешь ехать со мной, подкрепиться! — смеется она.

    Поесть - это было именно то, о чем уже давно мечтал Хар-вей. Поэтому вид стола, накрытого цыганами, еще больше вдох-новил его: грибы, маслины, два гуся, глазенки грустные селедки глядят из-под лукова кольца и батарея русской водки готова к бою не шутя.

    Перед ним поставили и доверху налили стакан. Стук колес, нестройный хор цыганских голосов, что-то выкрикивающих, пере-палка в другом конце вагона - все перекрыл истерический крик какого-то парня, ушибленного сломанной дверью тамбура.

    Повинуясь всеобщему подъему, Харвей поднял и опрокинул внутрь стакан с огненной водой. Дальнейшее раскручивалось для него, как в немом кино: то ли напряжение последних дней, то ли ливанская контузия, то ли водка, а, скорее всего, все сразу, оглушило его, завертелось перед глазами невероятной, фан-тасмагорической картиной.

    Он видел раскрывающиеся рты и удары пальцев по струнам гитары, но не слышал цыганского романса; он видел как появ-лялся из ничего служащий железнодорожной компании, который долго объяснял собранию, что “...кто хотят ехать как люди — бе-гом получайте постельное белье! На голых матрасах спать не дам, буду будить!”, но не понимал ничего. А другие, видимо, поня-ли и бросились следом за этим, одетым в государственную фор-му, служащим советской железнодорожной компании.

    Он не слышал ее слов, но схваченный тонкой, остро пахну-щей рукой цыганки, оказался повержен на деревянный лежак, мокро обцелован и неизвестно, что было бы дальше, если б ее не оторвал взбешенный цыган, видимо, муж, и не исхлестал бы обоих нагайкой.

    На следующий день Харвей очнулся на своем месте, под злополучным лежаком, от дикого храпа, сотрясающего вагон сильнее, чем удары колес.

    Голова и тело болели нестерпимо. Ему казалось, что весь этот сумасшедший поезд скачет не по стальной магистрали, а по его ребрам, спине, голове, испуская идиотские гудки из ЕГО СОБ-СТВЕННЫХ ноздрей и ушей. Ему захотелось писать. Он осторож-но выбрался в коридор и, придерживаясь за раскачивающиеся стенки вагона, принялся искать туалет. Хирург нашел туалет по запаху, нашел-таки, туалет! Но туалет закрыт. После выпитого на-кануне, да еще при такой тряске, писать захотелось еще сильнее.

    “Кроме того, не мешало бы побриться и принять ванну…” Размышляя об этом, он топтался между спящими вповалку, пря-мо здесь, в туалетном тамбуре, путешественниками.

    Наблюдающий ситуацию, служащий советской железнодо-рожной компании, одетый в государственную форму, сжалился и открыл дверь туалета. Хирург не замедлил ворваться, однако, справиться с веселой, беззаботно бьющей струей в условиях сильной качки оказалось непростым делом. Отделавшись не-сколькими ушибами и слегка замочив недавно приобретенные брюки, он все-таки облегченно вздохнул.

    По дороге обратно, Тейлор остановился понаблюдать за действиями проводника, раздумывая, стоит ли возвращаться в цыганское купе или нет?

    Проводник, привычно нащипав топориком лучину, стал раз-водить костерок. Дунул в топку раз, дунул другой, и буржуйка рас-кочегарилась.

    Пассажиры восточного экспресса еще спали, а Харвей уже отпаивался горячим чаем с лимоном, а потом под шум нарож-дающегося дня, блаженно уснул на своем месте, под скамьей.

    Next >>

     1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13   14   15   16   17   18   19   20   21   22   23   24   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35   36   37   38   39   40   41   42   43   44   45   46   47   48   49   50   51   52   53   54   55   56   57   58   59 

    Главная
    Доска объявлений
    Реклама в Израиле
    Учеба в Израиле
    Работа в Израиле
    Чат
    Бизнес-клуб
    Знакомства
    Только для взрослых
    Классическая музыка
    Культура
    Литературный Курьер
    Субботние свечи
    Полезные ссылки
    Архив

    Новинка!
    hebrew book


    Учеба в Израиле
    Информация об израильских высших учебных заведениях - университетах и академических колледжах.Подготовка к поступлению в университеты и колледжи (курсы психометрии).
    А также: курсы иврита, английского языка, компьютерные курсы, курсы бухгалтеров, секретарей, турагентов, курсы альтернативной медицины.
    Полезные ссылки.

    Работа в Израиле
    Самая большая подборка ссылок на доски объявлений, бюро по трудоустройству, сайты по поиску работы в Hi-Tech в Израиле.

    МАГАЗИН ПО ВЯЗАНИЮ
    "Питанга" - специализированный магазин по вязанию, вышиванию и валянию.
    ул. Ротшильд 1, Ришон Ле-Цион,
    тел. 03-9500515
    www.pitanga.co.il

    Newman Center


    SpyLOG

     

    Мне нравится сайт Courier.co.il

    Newman Center